Александр Тарханов — легенда. Начинал играть в футбол с Олегом Романцевым в Красноярске, был его помощником в «Спартаке» и сборной России, главным тренером и президентом ЦСКА, поработал более чем в десяти российских и не только клубах на разных должностях.
Что думает об истории с хоккейным вратарем Иваном Федотовым;
Как призывал Сергея Семака в ЦСКА;
Что едва не замерз, скрываясь от представителей военкомата;
Как арендовал военную форму;
Что получил травму на партийном военном форуме.
— Как вам история с вратарем хоккейного ЦСКА Иваном Федотовым, которого после окончания контракта с клубом забрали в армию, проведя специальную операцию? — Мне казалось, что времена сейчас другие, чтобы вот так забирать в армию. Человек играл за ЦСКА, стал серебряным призером Олимпиады, хотел ехать играть в Америку, зарабатывать. Ну, пусть и ехал бы. Не хотят отпускать? Но почему тогда иностранцы могут приезжать к нам играть и зарабатывать, а он — нет?
— Будучи президентом и главным тренером ЦСКА, вы ведь тоже применяли «силовые» методы. Например, в 1994-м забрали Сергея Семака в армию, то есть в ЦСКА, из «Асмарала». — Я просто дал такое указание. Потому что Семак сам хотел к нам. Константина Бескова в «Асмарале» уже не было, там был бардак. Мы хотели по-хорошему, какие-то деньги заплатить, но владелец «Асмарала» Аль-Халиди выставил необоснованно высокую сумму за Семака. И тогда я принял такое решение. Аль-Халиди тогда на меня обиделся, больше мы не общались.
— Семак же чуть не ушел за вами в «Торпедо-Лужники», когда вы сами уходили из ЦСКА. — Да, Семака я хотел забрать в «Торпедо». Он уже отслужил в армии, но принадлежал «Асмаралу». Аль-Халиди сказал, что Тарханову Семака не отдаст, поэтому тот остался в ЦСКА.
— Вас, когда были игроком, тоже силовыми методами из красноярского «Автомобилиста» в армию забирали? — Меня хотели забрать Хабаровск и Новосибирск. Как-то мы тренировались рядом со стадионом в Красноярске. Иду с поля и вижу, что у стадиона стоит машина из военкомата — все знали, как она выглядит. Что делать? Спрятаться некуда… Засунули меня в моторный отсек автобуса ЛАЗ. На улице холод, а я мокрый после тренировки. Говорю про себя: «Шофер, включи мотор, гад, хоть теплее станет». И он догадался — включил. Мне стало оглушительно тепло. Вскоре можно было выходить — люди из военкомата меня не дождались, уехали. Потом красноярские власти меня сами сдали в армию.
— Как это? — Пристроили в местную часть. В какой-то секретный стройбат, который подчинялся напрямую Москве. Пробыл там 20 дней на сборах, вернулся, но Хабаровск меня все-таки нашел. Отправился туда и на второй день уже играл за СКА. А вскоре меня уже забрали в Москву, в ЦСКА. Хотя в Хабаровске у нас компания веселая была — мы на первом месте в своей группе шли, правда, потом потом их «Уралмаш» задушил.
— Были ведь футболисты, которые не хотели играть в ЦСКА, несмотря на «призыв». — Серега Ольшанский из «Спартака» и Вадик Никонов из «Торпедо», например. Они отказались — и Серегу засунули на Камчатку, в батальон морской пехоты, а Вадика — куда-то в пески. Через два месяца Никонов написал, что готов играть за ЦСКА. А Ольшанскому даже за Хабаровск запретили играть. Он полгода жил в квартире командира батальона, который оказался болельщиком «Спартака». Потом на Камчатку приехал министр обороны, за Ольшанского попросили определенные люди и играть за Хабаровск ему все-таки разрешили, а потом и за ЦСКА. В итоге Ольшанский до полковника дослужился.
— Вы по складу характера не армейский человек, но с ЦСКА почти полжизни связаны. — Так получилось. Меня в ЦСКА военные начальники, особенно из политуправления и не любили, хотя я был секретарем партийной организации в ЦСКА. Но я — честный. Если что-то плохо, всегда так и докладывал маршалам. На меня потом цыкали: «Ты что все время лезешь?!» А я просто отвечал: «Вы ж не говорите правду. Кто скажет, если не я».
— Военную форму надевали? — У меня ее не было, поэтому когда вызывали в министерство, брал форму у Толика Коробочки (полузащитника ЦСКА конца 1970-х — прим. «РБ Спорт»). У нас рост одинаковый и оба лейтенанты. Меня и в партию принимали, хотя формы не было. В 1980-м вернулись из турне по Южной Америке, наутро начальник политотдела ЦСКА будит: «Срочно! Сегодня в партию принимают». Нашли солдатский китель, пришили погоны лейтенантские. Председатель парткома посмотрел мои документы и говорит: «Да он уже полтора года кандидат в члены партии, срок вышел». Но его сверху тут же одернули: «Выполняй — это приказ сверху».
— Вы до сих пор член Коммунистической партии СССР? — В душе — нет. А так -да, потому что билет партийный остался. Я учился в Ленинградском военном институте физкультуры, меня собирались переводить в Военно-политическую академию в Москву. Владик Третьяк перевелся, например, а я отказался. Сказал, что не собираюсь военным быть. «А кем собираешься? » — спросили меня. Ответил, что тренером хочу стать.
— Вы ведь в ЦСКА парторгом были. — Да, на собраниях выступал. Как-то играли с киевским «Динамо». Выиграли, но я получил повреждение мениска. На следующий день доклад на партийном военном форуме. Поднимаюсь на сцену, нога срывается со ступеньки… Шесть месяцев лечился. Когда спрашивали, как травму получил, отвечал, что на партсобрании.
— Все равно вы не похожи на армейца. — Меня еще в Хабаровске в «Торпедо» приглашали — после того, как отслужу. Потом Константин Иваныч Бесков звал в «Спартак», говорил, что первый секретарь горкома Гришин поможет с переходом. Я написал рапорт, тут же вызвали наверх и сказали, где и сколько лет мне придется отслужить, если не порву заявление. Начал говорить про Гришина, на что мне ответили: «Александр, армия — это государство в государстве, так что имей в виду».
— А Бесков что? — Когда я уже стал тренером одесского СКА, как-то встретился с ним в буфете на старом стадионе «Локомотив». Присел. Он предложил выпить. Выпили. И Бесков говорит: «Ты не хотел играть в „Спартаке“!» Так и не поверил в историю с порванным рапортом.