Владислав Валенцов: Тяжелая ситуация летом была — и такой шанс выпал

«Когда мы заходим в раздевалку, то это про единство»

— Как произошел ваш переход в команду «Шанхай Дрэгонс»?
— Я находился без команды. Тяжелая такая ситуация была, потому что до последнего думали, что «Витязь» останется. Вроде какие-то попытки были от некоторых людей, чтобы все сохранить. Лига дала определенный срок клубу. Наверное, были какие-то причины. Многие ребята ждали предложений. Хорошо, что плюс-минус все нашли работу и продолжают играть в хоккей.

— Вы уже тогда знали о новом этапе китайского проекта под другим названием?
— Нет, ничего не знал. Мне агент говорил, что «Куньлунь» мной интересуется. Тогда контракт еще не держал в руках, но была почва под этими слухами. Можно было о чем-то разговаривать.

Не было разговоров о переезде в Санкт-Петербург, что настолько в грандиозные масштабы это все обернется. Никто этого не ожидал. Постепенно потом из новостей узнавал, что клуб в Северную столицу переезжает и название сменит.

— Очень много иностранцев в команде. Наверное, впервые такое в вашей карьере. Другой вайб чувствуется?
— Это очень хороший опыт, чтобы и английский подтянуть немного, и сама среда — уникальная. Тренеры у нас — заслуженные, которые до финала Кубка Стэнли доходили и очень много лет проработали в Северной Америке. Новый тренировочный процесс. Все в новинку и очень интересно. Всю информацию с открытым ртом впитываешь. И стараешься своей ролью помочь команде. Становишься лучше, потому что здесь нужно соответствовать уровню.

— Можно ли россиян в «Шанхай Дрэгонс» сравнить с легионерами в российских клубах?
— У нас как-то это не ощущается. Ребята в плане характера очень хорошие собрались. У нас получилось друг с другом поймать коннект. Чувствуется, что мы — команда. Нет такого, что кто-то с кем-то больше или меньше общается. Понятное дело, что русские ребята в каких-то бытовых моментах больше общаются, но когда мы заходим в раздевалку, то это про единство. Думаю, что это нам помогает очень сильно.

«У нас не такая сложная система, но нужно, чтобы каждый выполнял свою роль»

— Многим зашло первое командное собрание, когда вы знакомились, рассказывая о себе. Всегда такое происходит на первом сборе?
— Это первый раз такое. В российских командах ты сидишь в пресс-центре, приходят руководители, представляют главного тренера и рассказывают о задачах на сезон. Нам Саша Бурмистров сказал, что нечто подобное будет. Он в Северной Америке долго играл. И сказал, что нужно будет всем что-то сказать. Так там принято и заведено. Прикольно было. Понравилось. Немного волнительно было, потому что с английским еще так себе, но я одним из последних был. Посмотрел, кто и что сказал, и уже просто повторил. (Улыбается.)

— Долго адаптировались к стилю игры Галлана?
— Не сказал бы, что было тяжело адаптироваться. Но была сложность с прошлого сезона. Для меня он не очень удачно сложился в плане психологии. Очень сложно было в самом начале сезона себя перестроить, вернуться и откатиться, начать делать те правильные вещи, которые я умею, которые мне помогали все время. У нас не такая сложная система, но нужно, чтобы каждый выполнял свою роль. И если каждый будет выполнять свою функцию, то все будет нормально. Есть требования, и нужно их выполнять на сто процентов. От командной дисциплины строится рисунок игры. И от этого намного проще становится действовать, когда все выполняют свою роль на льду.

— Вы бы сказали, что удалось преодолеть психологические моменты с прошлого сезона?
— Да, удалось. Помогло доверие тренерского штаба. На каком-то этапе своими действиями заслужил чуть больше доверия. И мне самому нужно было понять, что это шанс и возможность, которыми нужно пользоваться. И не важно, что у меня было в прошлом году.

У нас в раздевалке висит слоган: «Нет никаких оправданий». Мне помогли руководство и тренерский штаб, которые общаются и направляют. Эти моменты ценишь и за них цепляешься. Не хочешь никого подводить. Тут только слова благодарности. Тяжелая ситуация летом была — и такой шанс выпал. Такое не у всех бывает в карьере, чтобы поработать с такими тренерами и поиграть в такой организации, которая у нас сейчас здесь.

— С самого начала сезона начали показывать игру и результаты. Анализировали причины такого успешного старта?
— Сильно не анализировал. Думаю, что это эмоции. Потому что новая страна у ребят, новая организация, в которой нужно себя показать. Плюс мы делали очень много правильных вещей. Делали то, что от нас просили. И это приносило нам плоды на старте сезона. Да, сейчас у нас небольшая просадка случилась. Но к нам готовятся и нас разбирают. Может быть, для кого-то наш стиль игры был неудобен. Все равно сейчас команды плюс-минус подстраиваются и больше решают нюансы во всех матчах.

— Как раз хотел узнать про результаты текущие. Многие считают, что нынешний спад — это последствия позднего начала предсезонных сборов. Так ли это?
— Я бы так не сказал. У нас была хорошая серия до этого. Были хорошие матчи с минским и московским «Динамо», в которых достойно сыграли. На самом деле все решили моменты тогда. 2:1 выигрывали у московского «Динамо», можно было спокойно доводить матч до победы, но ушли в овертайм и по буллитам проиграли. Матч со «Спартаком» тоже сами отдали. Тут дело не в предсезонке, а в ошибках, которые мы совершили. Удаления сейчас у нас проскакивают. Думаю, что эти моменты нужно подправить и все нормально будет.

Мы каждый день ходим в зал и занимаемся. Тренеры для каждого игрока подготовили отдельную программу. И ребята у нас все профессионалы, которые пришли готовыми к сборам. Говорить о том, что за дополнительные две недели можно какой-то фундамент заложить — это миф, как мне кажется. Это раньше были паузы и сборы по полтора месяца, когда можно было и фундамент заложить, и в яму попасть, и опять фундамент заложить. Но разница в две недели — это другое. Лига стала более профессиональной в этом плане. У каждого игрока есть индивидуальный тренер по физической подготовке, каждый игрок себя поддерживает в форме. Мы все были готовы, когда приехали в расположение команды.

«Гол важен был с точки зрения моей внутренней психологии»

— Много ли видеоразборов, если сравнивать с тем, что было раньше?
— Я бы не сказал, что их очень много. Все по делу у нас. Например, собрание перед игрой. Нам на видео показывают одно конкретное действие и одно конкретное вбрасывание, а не по пять-десять вариантов. Говорят, как нужно и что нужно. Отличие здесь в том, что больше конкретики. Выбираются ключевые моменты, самые основные. И на них делается акцент. У меня были в карьере тренеры, когда мы могли часами видео смотреть. А здесь отличие для меня лично в том, что больше сути и конкретики.

— Ваш гол в ворота московского «Динамо» стоит рассматривать с точки зрения личной статистики, личного результата или красоты?
— Важен был с точки зрения моей внутренней психологии. Понятное дело, что я игрок обороны — прямая обязанность не пропустить. Но хоккей сейчас такой, что хочется и забивать. Это все равно давило, потому что сезон не забивал.

— Как быстро удалось найти «химию» с Кленденингом?
— Я его понимаю в плане хоккейного мышления — что от него ожидать, и что он будет делать. Мы постоянно разговариваем, после каждой смены есть моменты. Тренеры нам помогают больше коммуницировать, потому что английским не владею, чтобы индивидуально с Адамом общаться.

За все время я поиграл со многими ребятами. И никогда не понимал, когда говорили, что вот он может с этим хоккеистом играть, а другой игрок — не может. Мне кажется, что каждый может играть с каждым. Мне один тренер как-то сказал, что я не могу играть с одним хоккеистом, а с другим смогу. А я не понимал, почему не могу с ним играть. Тренер отвечал, что у нас не получается. Каждому, конечно, виднее. Я выходил и с другими ребятами на пересменках. Просто нужно понять тонкости, а если есть общая система, то вообще не сложно.

— Какие чувства вы испытали, когда проект «Витязь» закончился?
— Грустно, что такая история случилась. Грустно за людей, которые это все создавали, кто вел это долгие годы. Это такое детище, которым люди дорожили и берегли. Это был хороший клуб, который и в плей-офф заходил, и была своя идентичность. Обидно за работников, которые столько лет отдали этой организации. Очень жаль, что не получилось это сохранить.

«Петр Воробьев — это главный учитель в жизни, который заставил на хоккей смотреть по-другому»

— Как бы вы описали Питер касательно своего хоккейного становления?
— Это основной этап моей карьеры. Я приехал сюда в 14–15 лет, провел несколько сезонов в местной команде «Нева». Там были созданы шикарные условия для ребят. Ни о чем, кроме хоккея, думать на тот момент не хотелось. Тогда сложилась очень сложная ситуация в Тюмени. Мы с отцом сидели, и он сказал: «Либо ты играешь и идешь дальше, либо год-два и начинаешь учиться». Я с таким настроем понимал, что у меня нет обратного пути. Хотелось чего-то добиться. Все свободное время, которое у меня было в Питере, а я еще жил без родителей, посвятил хоккею. Занимался дополнительно, ходил в бросковую зону, подтягивал физику. Это очень сильно помогло.

Считаю, что тогда очень сильно добавил. И это мне помогло при выборе на драфте. Не у всех из моего города получилось заиграть. Так что те два года в «Неве» мне дали очень многое. А затем хоккейный клуб СКА — система, которую я прошел, пусть и не дебютировал в главной команде.

В СКА я бы хотел отметить Петра Ильича Воробьева. Благодарен судьбе, что мне посчастливилось с ним поработать. Он очень многое вложил и дал. Всеми его советами пользуюсь. Он был у нас всего полтора года, но за это время очень поднял игроков. И меня в том числе. Это главный учитель в жизни, который заставил на хоккей смотреть по-другому.

— Что тогда из себя представляла «Нева»?
— «Нева» тогда была самостоятельной командой. У нас был Александр Олегович Бордюг, который являлся владельцем сети пекарен в Питере. И вот у него сын моего года был. Александр Олегович хотел, чтобы у него сын чем-то занимался, а ему нравился хоккей. И вот Бордюг начал поддерживать команду. Ему захотелось решать с этой командой высокие задачи. Он перевез очень много ребят из Ангарска за несколько лет до меня, где-то еще взяли ребят. Он очень сильно вкладывал в нас — форму покупал, сборы организовывал, снимал квартиры приезжим, а родителей ребят устраивал к себе на работу. То есть, это человек, который объединил вокруг себя целые семьи, дав многим ребятам шансы.

Помню мы с Бордюгом разговаривали как-то, и он сказал, что сам играл в футбол и хотел чего-то добиться, но не получилось. И тут у него есть возможности, и он хочет помочь. У него были очень большие планы — в юниорскую лигу команду заявить. А потом ребята начали расходиться, кто-то начал в молодежные команды уходить, игроков разбирали другие клубы. И уже смысла от этого не было.

Помню, что перед драфтом у меня были смотрины в «Динамо» СПб, а та команда создавалась на основе «Форварда-96», а «Нева-96» с ними всегда конкурировала за 1–2 место. Мы ходили тогда с одноклубником на просмотр. Откатался, вернулся к себе на арену, встретился с Александром Олеговичем Бордюгом, которому рассказал о предложении остаться. Он ответил: «Подожди, сейчас будет драфт. Возможно, куда-то уйдешь. Не нужно сейчас ставить подпись. А если вариант этот есть, то он и останется». Потом так получилось, что попал на драфт. Даже не ожидал и не знал, что меня выберут. Получилось, как во сне.

«Если захотят вернуть драфт, то будет интересно, в каком именно формате он будет»

— Вы были выбраны на драфте КХЛ. Если его вернут, то оно того стоит?
— Сложный вопрос. Для меня было хорошо в том плане, что моя детская команда не была привязана к системе клуба КХЛ. Но клубы ведь воспитывают игроков не чтобы их потом забирали. Наверное, драфт бы работал, если школы были независимы от команд КХЛ. У нас на драфте, помню, можно было пять человек защищать. Но почему пять? Много ребят, которых клубы защитили, может, заиграли бы в других командах или раньше дебютировали в КХЛ. Очень много дискуссий и споров по данной теме. Если захотят вернуть драфт, то будет интересно, в каком именно формате он будет.

— Вам лично драфт стал полезен?
— Тоже смотря с какой стороны посмотреть. Для меня, наверное, это был плюс. Мне не на что жаловаться. То, что я тогда не смог дебютировать в главной команде, считаю, что я сам был в этом виноват. Это, наверное, мои какие-то ошибки были, которые не помогли тогда. Но я тоже не понимал политики, что если человек не переходит в главную команду, то зачем он нужен в ВХЛ? У некоторых были такие ситуации. Ребят до определенного возраста держали, а дальше отпускали. Может быть, где-то стоило кого-то раньше отпустить, когда шли по нарастающей, когда хороший сезон в ВХЛ или МХЛ провели, но места в главной команде не было. И им приходилось годами ждать своего шанса. Бывало, что люди думали, что дальше пойдут, а они на этом уровне дальше оставались и будто бы не росли, а стагнировали.

Если человек до определенного возраста в главной команде не дебютировал, то зачем тогда держать его? У руководителей, конечно, свои мысли. Мы люди подневольные, поэтому как есть.

— Первый номер драфта тогда был самым грустным человеком на земле?
— Я на самом деле тогда не понял. Тебя выбрала организация КХЛ. Да, из Хабаровска, но какая разница, куда ехать? Это ведь мечта для каждого спортсмена. Ты столько лет отдал хоккею и расстраиваться из-за выбора Хабаровска? Мне казалось, что это странно. Нужно было радоваться, что тебя выбрали и на тебя обратили внимание, что игрой и своим отношением к делу ты заслужил там находиться. Я этого тогда не понял. Думаю, у него был хороший шанс заиграть раньше в клубе, который дал бы ему дорогу в большой хоккей.

— Две версии «СКА-Невы», в которых вы играли, можно назвать культовыми. Поддерживаете с кем-то общение?
— Много лет уже прошло. Те две команды у нас были суперсильными. Очень много ребят поиграло и в КХЛ, и в ВХЛ до сих пор играют. Тогда реально собирались команды, у которых были серьезные задачи. Руководители всегда мечтали о том, чтобы команда КХЛ, ВХЛ и МХЛ взяла Кубок. И под это все ребята собирались очень сильные.

Отношения не со всеми поддерживаем. Когда часто меняешь команды, долго с кем-то не видишься, не общаешься, то тяжело поддерживать общение на постоянной основе. Общение не близкое, но уважительное. Оно всегда с теплотой. Это не ежедневное близкое дружеское общение, а товарищеское.